В мае этого года исполнилось 100 лет монументальной фигуре молдавского искусства — скульптору Лазарю Дубиновскому. Хотя Лазарь Исаакович родился в Фалештах, а большую часть жизни прожил в Кишинёве, у бельчан есть основание считать его и своим земляком. Детство, начиная с 7 лет, юность и молодые годы он провёл в нашем городе, здесь оформился его талант, здесь он учился сам и преподавал изобразительное искусство юным бельчанам. В Бельцах остались его скульптуры: памятник Борису Главану у БГУ им. А. Руссо, Ленину на территории военкомата, прежде стоявший на центральной площади, а в запасниках Музея истории этнографии должна находиться также композиция «Виноградари». И еще одно значимое обстоятельство: скульптура Дубиновского «Древогиб» (Стрымба Лемне) стала основой для эмблемы Бельц советского периода.
Так вот, после юбилея скульптора в Интернете появились воспоминания о Дубиновском, написанные бельчанином-художником Стефаном Садовниковым. Его замечательные картины и комментарии к ним, я уже публиковал (в «СП» — здесь и здесь, а на блоге — здесь). И мне показалась интересной идея совместить этот неофициальный взгляд на жизнь скульптора с более официальной биографией Дубиновского, опубликованной Википедией.
Начну, пожалуй, с биографической справки Википедии (оригинал статьи — здесь).
Ла́зарь (Лейзер) Исаа́кович Дубино́вский (рум. Lazăr Dubinovschi; 18 апреля (1 мая) 1910, Фалешты Бельцкого уезда Бессарабской губернии — 29 ноября 1982, Кишинёв) — молдавский советский скульптор-портретист.
Будущий скульптор родился в бессарабском местечке Фалешты (по другим данным в соседнем селе Старый Альбинец — теперь Фалештского района Молдовы) в семье учителя Ицика (Ицхока) Дубиновского. В 1917 году семья переехала в Бельцы, где он поступил в гимназию и занялся рисованием в кружке учителя местной гимназии И. В. Савина. Лепить начал самостоятельно.
В пятнадцатилетнем возрасте был принят в Бухарестскую академию художеств, где обучался с 1925 по 1930 год в классе Оскара Хана (рум.) — ателье Димитрие Пачури (англ.). В 1929 году стажировался в академии Гран-Шомьер в Париже у Антуана Бурделя. В 1930 году вернулся в Бельцы и устроился преподавателем рисунка в частную гимназию.
Начал выставляться на салонах Бессарабского общества изящных искусств, организованных Шнеером Коганом. Первая персональная выставка прошла в Яссах в 1939 году. Уже тогда проявляется особенный интерес скульптора к портретистике: среди прочего в экспозиции выставлены портреты румынских профессоров А. Филиппиде и Г. Ибрэиляну. После присоединения Бессарабии к СССР в 1940 году работал главным художником Дома Красной Армии в Бельцах.
С 1941 года — на фронте; демобилизован после тяжёлого ранения в 1943 году, на лечении в военном госпитале в Иркутске. После окончания Великой Отечественной войны поселился в Кишинёве. До 1951 года работал начальником управления изобразительных искусств комитета по делам искусств Молдавской ССР. В 1964—1972 годах был главным редактором художественно-экспертной коллегии министерства культуры МССР.
В 1951—1953 годах — в Москве в мастерской Е. В. Вучетича, в том числе в составе скульпторской группы, работавшей над монументальной статуей Сталина для Волго-Донского канала. Сразу по возвращении работает над конной статуей комбрига Григория Котовского, установленной в центре Кишинёвa в 1954 году.
В 1957 году работает над серией бюстов классических авторов румынской (молдавской) литературы для планируемой Аллеи классиков в городском парке Пушкина (открыта в том же году). В Аллее классиков установлены бюсты Михая Эминеску (к чьему образу Дубиновский неоднократно возвращался на протяжении всей карьеры), Василе Александри, Георге Асаки и Костаке Негруцци работы Дубиновского. В 1972 году выполнил надгробный памятник на могиле жены Лилы Дубиновской (урожд. Шпильберг, 1910—1966) на Армянском кладбище в Кишинёве.
Для Музея еврейских общин Румынии в Бухаресте сделал памятник жертвам нацизма: удаляющиеся босые следы двух выживших узниц концлагерей на простой цементной дорожке, ведущей вдаль к серой как дым, полой и неочертанной женской фигуре. В 1977—1982 годах работал над своей последней скульптурой «Реквием», посвящённой Катастрофе европейского еврейства. Изображённый на ней облачённый в талес, молящийся еврей как бы подводит итог творческому пути самого скульптора.
Лазарь Дубиновский умер в 1982 году, похоронен на Армянском кладбище в Кишинёве — рядом с женой и родителями.
Лазарю Дубиновскому принадлежит серия памятников в Кишинёве, Бельцах (Ленину и молодогвардейцу Борису Главану), Котовске (скульптурная композиция «Котовский») и некоторых других городах Молдавии. Так в Кишинёве им были выполнены памятники «Героям-комсомольцам» на проспекте Молодёжи (1959), композитору Штефану Няге (1964), «Освобождения» перед гостиницей «Кишинэу» (1969), Максиму Горькому рядом с Госбанком (ныне Органный зал, 1972), и, наконец, Марксу и Энгельсу перед зданием ЦК Компартии Молдавии (1976, разрушен в 1991).
Однако прежде всего Дубиновский известен созданной им на протяжении многих лет серией скульптурных портретов — Алексея Щусева, Хо Ши Мина (1968), Аркадия Райкина (1976—1977), Антона Рубинштейна, Дмитрия Кантемира, Иосифа Балцана, Валентина Меднека, Ильи Богдеско, Андрея Лупана (1955), Петра Вершигоры (1957, здесь), Геннадия Соломинова (1957) и многих других.
Член-корреспондент Академии художеств СССР (1954), почётный член Союза художников Румынии (1961), Народный художник Молдавии (1963), лауреат государственной премии МССР (1971). Награждён орденами Трудового Красного Знамени (1948) и Ленина (1960). Среди учеников Дубиновского скульпторы Лев Штейнман (р. 1945) и Григорий Потоцкий (p. 1954).
Работы Дубиновского хранятся в Национальном художественном музее Молдовы, в Государственной Третьяковской галерее (портрет академика К. И. Скрябина), Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге и в некоторых других галереях. На основе дарованных Дубиновским 13 скульптур в Фалештах в 1979 году был основан музей истории и этнографии, где скульптурам Дубиновского выделен второй этаж.
Скульптура из дерева героя молдавского фольклора Стрымба Лемне («Древогиб») работы Дубиновского (посольство России в Люксембурге, 1945) была использована Цехановичем и Новаком в официальной эмблеме города Бельцы советского периода.
В 2005 году правительством Молдовы было принято решение установить на доме Дубиновского в Кишинёве (бывшая улица Ленина, 132) мемориальную доску в его честь (пока не установлена).
На могиле Дубиновского в 1984 году был установлен бронзовый портрет скульптора работы Валерия Ротаря (1945—1986; в конце 1990-х годов демонтирован вместе с надгробной табличкой). Также в 1991 году были уничтожены памятники Марксу и Энгельсу, Максиму Горькому и горельеф «Искусство Молдавии» на фронтоне Национального театра Михая Эминеску в Кишинёве.
Лазарь, мне не нравится ваш нос!
Впервые это имя услышал от папы, когда он меня учил рисовать. Было мне тогда лет девять, и получалось у меня, по его мнению, не очень, так как не удавался процесс тщательного наложения акварельной краски на рисунок. Он молча брал мою кисточку и показывал, как это делается. А заодно мне поведал, что в середине 30-х годов ему в гимназии пару лет преподавал рисование Лазарь Дубиновский.
А ведь известно, что в 1930-м он вернулся из Парижа в Бельцы и устроился преподавателем рисунка в частную гимназию. Кроме преподавательства Лазарь подрабатывал в бельцком синема. Рисовал большие киноафиши и придумывал оригинальную рекламу к фильмам в стиле «скоро на экране». Папа вспоминал, как в центре города, прямо на асфальте, громадными буквами было написано название «VIN PLOILE!» (ИДУТ ДОЖДИ). Люди ходили по этой рекламе, и это всех очень впечатляло.
С Лазарем меня впервые вживую в 1973 году познакомил художник Леонид Пинчевский. Это было на чьей-то юбилейной персональной выставке. Лазарь скромно стоял в углу, не высвечиваясь и не выпячиваясь. Зато к нему все подходили, приветствовали. Он со всеми дружелюбно раскланивался, всем улыбался и каждому находил какие-то особенные и простые слова. Но это мое тогдашнее условное знакомство, казалось, ничем не отразится на моей начинающейся судьбе в искусстве. Но я по молодости своей несколько ошибался.
Шел год 1977. Город готовился к юбилейному октябрю и официальной выставке, посвященной «60 лет в строю» («струю» — зубоскалили некоторые). Участвовать могли теоретически все художники. Надо сказать, что в городе таковых было не очень-то много. В художественно-производственных мастерских работало примерно человек двадцать, и далеко не каждый из них занимался творчеством. Негласно каждый был обязан представить на выставком хотя бы по одной творческой работе, так как недавно открытые выставочные залы в помещении городского Дворца культуры надо было чем-то заполнить.
И вот мои друзья Леня Пинчевский и Гена Дмитриев, как основные члены худсовета и выставкома сразу же, ничего не обещая, предложили мне и Льву Гительману принести несколько своих работ на просмотр. Работы наши, не предназначенные ни для какой из выставочных дат, естественно, вызвали на выставкоме неоднозначную ситуацию, но все же «прошли» только благодаря протеже наших друзей. А через недельку, после открытия выставки, вышел очередной номер «Коммуниста» со статейкой «Одна из интересных», посвященной открытию официальной городской выставки (у меня, к сожалению, она не сохранилась!).
«Интересной» выставка оказалась по причине участия в ней моих друзей, показавших несколько весомых работ. Автор пасквиля, как бы ни были ему ненавистны мои друзья, все-таки от них зависел по работе в худфонде. Из очень краткого текста несколько строк будут посвящены двум художникам, которые, «не обладая способностями и кого-то там (не помню дословно) копируя, намеренно уродуют образ человека, деформируют искусство, искажают советскую действительность, что в целом вызывает крайнее недоумение». А это уже обо мне и Гительмане. Но об этой статье я узнал только в Кишиневе на заседании бюро молодежной секции Союза художников.
От этой газетной статейки резко пахнуло партийной репрессивной сталинской агрессией. Стало понятно, что это был ответ-разборка на мою с Левой недавно разгромленную художественными властями однодневную выставку в Доме офицеров, которую я был вынужден организовать для показа худсовету секции молодых художников. Но это отдельная история.
Спасая ситуацию разгромленной выставки, я по совету Пинчевского срочно повез свои и Левкины картинки в Кишинев, чтобы в очередной раз попытаться попасть на бюро молодежной секции Союза художников. И вот на это заседание неожиданно для меня и членов правления бюро, приехал встревоженный Пинчевский, знавший о моем отъезде в Кишинев, и привез с собой этот свежий номер газеты «Коммунист» со статьей «Одна из интересных» для ознакомления правления бюро «молодежки» с действительным положением дел в культуре и искусстве нашего города. Заседание бюро закончилось поздно. Мне выдали положительную рекомендацию на право вступления в молодежную секцию Союза художников. Следует сказать, что эта рекомендация так и не стала тогда моей «путевкой в жизнь».
Михай Греку и Глебус Саинчук, посмотревшие и одобрившие мои работы и прочитавшие гнусную, по их мнению, «искусствоведческую» статейку, неожиданно решили приехать на закрытие официальной выставки в нашем городе. Их возмущению от газетного опуса не было предела. Они добавили, что не только обязательно приедут к нам в гости, но и обязательно прихватят с собою Дубиновского, пожалуй, самого титулованного живого классика в молдавском искусстве. Мол, пусть и Лазарь сам удостоверится, что в его Бельцах делается!
Закрытие официальной городской выставки на фоне газетной публикации, все ожидали с большим нетерпением. Я, понимая возникшую остроту и возможные осложнения ожидаемого мероприятия, попросил своего друга Валерия Воробченко (тогда зав. кафедрой русской и зарубежной литературы) прийти со своими друзьями выступить на закрытии выставки и, по возможности, привести с собой группу поддержки. Мы ждали явного погрома…
Но разразился только большой скандал, так как в планы местных властей от культуры никак не входило появление и участие на закрытии грандов из столицы: Дубиновского, Греку и Саинчука. А мэтры, оказалось, сдержали свое слово.
Зал быстро наполнился заинтересованными зрителями и накалился гомоном подвыпивших и вконец обозлившихся художников худфонда, не ожидавших и не желавших стать свидетелями такого уникального случая в небогатой выставочной истории городка — приезда больших мастеров. Дубиновский спокойно и медленно шёл вдоль стен и с большим вниманием разглядывал развешанные картины. Что-то изредка записывал в свою записную книжку. Иногда останавливался, оглядывал зал, о чем-то размышляя. Но никто не смел к нему подойти. Уж слишком имя его было знаменито и казалось недоступным. Чаще всего можно было наблюдать, как он спрашивал о чем-то у рядом стоящих зрителей.
Процесс начался с того, что директор выставочного зала Людмила Козырева, вся такая взволнованная и напряженная, сразу же дала слово Дубиновскому. И Лазарь, встав и окидывая взором присутствующих, заговорил:
— Дорогие друзья, я так рад, что снова оказался в Бельцах, в котором прошли годы моей юности и творческого становления. И надо признаться, что я так давно здесь не был. Я даже горд, что нахожусь сейчас в этом прекрасном Дворце культуры, в котором работает этот новый выставочный зал. Знаете, в те далекие 30-е годы, даже трудно было себе представить, что на этом самом месте, в самом центре города, мог бы когда-нибудь возникнуть столь замечательный очаг культуры. И чтобы в этом зале можно было увидеть стольких одаренных художников. Хочу особо подчеркнуть, что наряду с мастерами вашего худфонда на этой выставке впервые представлены два молодых художника, у которых наблюдается интересный творческий поиск. Конечно, их путь только начинается, им есть еще в чем поучиться, но нельзя не заметить их отношение к делу и своеобразный взгляд на мир заслуживает внимания. В целом я внимательно осмотрел все ваши работы. Могу с уверенностью сказать, что при усердном труде и вечном творческом поиске, многие из вас со временем станут прекрасными мастерами. Только надо больше трудиться и не бояться постоянной учебы. Как пример, приведу два графических портрета, автор которых, не буду его называть (это были работы местного искусствоведа Антонюка), к сожалению, страдают явным неумением правильно нарисовать, смоделировать нос.
Неожиданно Дубиновского прерывает злобный крик:
— Лазарь, а может мне ваш нос тоже не нравится!!!
Зал, казалось, вздрогнул и намертво затих, но через секунды вновь полетели полупьяные реплики, а кто-то даже стал свистеть. Радостно вскочил со своего места директор художественной школы Гальчинский — известный в городе штатный стукач гэбэ, но своего подскока он несколько не рассчитал и его картина, под которой он до того сидел, неожиданно с грохотом слетела со стенки на головы других. Зал разразился смехом. Лазарь даже опешил от такой наглости, хамства и явного антисемитизма Антонюка. Раскрасневшаяся и явно испугавшаяся Козырева тщетно пытается успокоить зал. И тут спокойно и уверенно встал Воробченко. Он попросил зал успокоиться, а ораторов — быть более взвешенными в своих высказываниях.
Взявшие слово Греку и Саинчук, говорили, вернее, пытались говорить сквозь вновь вспыхнувшие реплики и топот ног, о прекрасном, о праве на эксперимент, о молодых талантах, о поисках ими своего творческого лица. Пытались объяснить, увы, безнадежно, тайны и творческие задачи искусства. Зал продолжал гудеть, разбившись, словно на два лагеря или на две половины. В первой половине сидели посторонние зрители, группа институтских и школьных преподавателей, а также студенты во главе с В. Воробченко, а во второй — организаторы, представители местной власти и большая кучка подвыпивших художников-погромщиков со своими собутыльниками. Любопытно, что городская газета никак не среагировала на это событие.
О Лазаре могу добавить рассказы моего товарища, режиссера Арнольда Бродичанского, бывавшего у него в его огромной мастерской. Арнольд дружил с начинающим скульптором Юрием Хоровским, который в те времена был одним из многочисленных учеников Дубиновского. Они с Юрой запросто могли зайти в мастерскую Лазаря со своими приятелями, посидеть, попить винца, в общем «поговорить за жизнь». В это же время хозяин мастерской где-то в стороне мог что-то делать, не обращая на них никакого внимания. Но подчас, вытирая руки о свой рабочий костюм, Лазарь мог подойти к столу, вытащить из кармана пару ассигнаций и запросто попросить кого-нибудь из них «сгонять» за красненьким «Вин де масэ», батоном и куском колбасы. Затем спокойно садился и трапезничал вместе со всеми. И беседа, как и хлеб, становилась общей. И ни тени академизма, ни капельки превосходства. Лазарь, несмотря на вспыльчивый характер, был человеком демократичным, доступным и умевшим помогать другому.
Как о выдающемся мастере-скульпторе могу сказать, что его памятник Котовскому стоит в одном ряду лучших подобных скульптур мира. Необычайно естественная поза всадника, сидящего на скакуне, абсолютно великолепна и убедительна! А кроме прочего, каждая фигура в отдельности изваяна с удивительной точностью знания анатомии и пластики тела. Чего стоит хотя бы этот легкий наклон головы утомленного в седле всадника и эта угадывающаяся легкая дрожь притомившегося скакуна?!
P.S. По окончании процесса закрытия выставки, утомленные и потрясенные случившейся «гражданской войной» в творческой жизни города, Дубиновский, Греку и Саинчук вышли на центральную площадь и медленно пошли сквозь гуляющую и ничего не подозревавшую публику. Рядом к ним присоединились сосредоточенные и несколько растерянные Пинчевский с Дмитриевым. Помню, что Лазарь, проходя мимо меня, тихо сказал Михаю Греку:
— Миша, ты меня извини, но этому так называемому искусствоведу хамского выкрика в мой адрес я не прощу…
И, как-то горестно вздохнув, продолжил:
— Не смогу простить…
Я тогда еще не знал, что, почти не бывая в Бельцах, Лазарь мог немедленно откликнуться и приехать, чтобы как-то помочь нам, совершенно ему незнакомым художникам, которых местные культуртрегеры пытались зарубить на корню. Это ли не художнический и человеческий подвиг?
И еще помню, что я долго стоял, словно на плахе, растревоженный и весь душевно разбитый, на длинных ступенях Дворца культуры, и взглядом провожал их, бредущих по бельцкой площади и уходящих в глухую, казалось, бесконечную, советскую ночь.
Стефан САДОВНИКОВ, опубликовано здесь
Фото Дубиновского взято на Википедии, источник: Литературный журнал ВЕК (Вестник еврейской культуры) №07-08, 1989; стр. 43.
Комментариев нет:
Отправить комментарий