Эта статья вышла в «СП» в 2004 году в серии под названием «Старое Помянем». В той рубрике я рассказывал о бельчанах, ставших известными за пределами родного города. Героем одного из таких материалов стал Ион Морей. Мне самому интересно было вновь прочитать написанное шесть лет назад. Сейчас, наверное, я бы сделал текст по-другому…
Ион Морей
Прокурор Бельц (1990-1998)
Министр юстиции (2001-2003)
Секретарь Высшего совета безопасности (2004)
Будучи прокурором города, Морей занимался несколькими громкими делами. Так в 1996 г. бельцкая прокуратура возбудила уголовное дело по факту налоговых нарушений фирмы «Америка-М». В деле фигурировало имя бизнесмена Николая Кирильчука. Еще ранее дело о контрабанде 800 т нефтепродуктов фирмой «Глюкигт», возглавляемой Кирильчуком, инициировала Генпрокуратура. Организаторы процессов подключили Службу информации и безопасности, но расследование было приостановлено, как и все остальные дела против Кирильчука.
Морей выступил также инициатором расследования коррупции в Бельцком следственном изоляторе. Начальник пенитенциария был задержан и провел в заключении до суда более года. Скандал разгорелся нешуточный. Более 80 офицеров, работающих в пенитенциарной системе, выступили с обращением к президенту страны в защиту их руководителя. И в этом случае дело закончилось ничем: суд оправдал начальника СИЗО.
В 1997 г. город всколыхнуло убийство внештатного корреспондента «Независимой Молдовы» подполковника запаса Владимира Савина (72). Он занимался расследованием махинаций на бельцких рынках. Ему удалось раскрыть многие преступные схемы, осуществить несколько публикаций. Информацию, раздобытую в ходе журналистского расследования, Савин передавал в различные правоохранительные органы, в том числе и в Бельцкую прокуратуру. Но органы защиты правопорядка никаких мер не предприняли. Савину угрожали, предлагали оставить рынки в покое. Он не отступил, и, в конце концов, на него совершили покушение.
Рассказывают, что, получив серьезные огнестрельные ранения, он находился некоторое время в больнице. Его жизнь оберегали полицейские, и, как сообщил нам один из друзей Савина, охрана в больнице была едва ли не под личным контролем прокурора Морея. Спасти жизнь журналиста врачи не смогли. Его убийц так и не нашли.
***
В 1998 г. Морей уходит в политику. Он становится депутатом парламента по спискам Блока «За демократическую и процветающую Молдову». Он вошел в круг сторонников президента Петра Лучинского. В законодательном органе Морей занимал пост заместителя председателя комиссии по государственной безопасности и обеспечению общественного порядка.
В качестве депутата, используя свой опыт юриста, он принимал активное участие в разработке законодательных актов, а иногда и в отмене некоторых из них. Например, он совместно с президентом Лучинским обжаловал в Конституционном суде дополнения к закону о радио и телевидении, принятые парламентом. В соответствии с этими дополнениями на телевидении и радио вводились ограничения на трансляцию иноязычных (не на государственном языке) программ. Суд признал дополнения противоречащими Конституции.
В 2000 г. Морей возглавил новое политическое формирование — Центристский союз Молдовы. В 2001 г. он вновь избран в парламент по спискам «Альянса Брагиша», в который вошла его партия. На сей раз он стал заместителем председателя парламентской комиссии по национальной безопасности. У Морея установились хорошие отношения и с новым президентом, Владимиром Ворониным. То, что Морей избирался в парламент по спискам политических противников коммунистов, не помешало главе государства в апреле 2001 г. подписать указ о назначении его министром юстиции.
Не прошло и двух месяцев с момента прихода Морея в правительство, как в Бельцах произошло событие, взволновавшее всю республику. 26 мая 2001 г. был застрелен директор муниципального предприятия «Объединения рынков» Георгий Грумацкий. За два дня до этого Грумацкий созвал пресс-конференцию, на которой обвинил в причастности к махинациям на рынках и давлении на него бывшего примара Бельц Виктора Морева (в тот момент депутата парламента) и министра юстиции Иона Морея. Телезрители, видевшую пресс-конференцию, не могли не заметить, что Грумацкий был чем-то напуган.
Убийство Грумацкого и предшествовавшие этому заявления привлекли внимание депутатов, были созваны специальные парламентские слушания с участием Морея. Он отрицал свою причастность к махинациям на бельцких рынках, назвав заявления Грумацкого «полным бредом». Морей заявил, что стал жертвой клеветнической кампании в отместку за согласие войти в правительство, сформированное коммунистами. Он дал понять, что эти действия направляет председатель Бельцкого уездного Совета Николай Кирильчук. Морей сказал, что как только ему доложили о прозвучавших в его адрес обвинениях Грумацкого, он незамедлительно обратился к Генпрокурору и потребовал, чтобы его привлекли как рядового гражданина для дачи показаний по данному делу.
Убийство не раскрыто до сих пор. Были задержаны какие-то подозреваемые, но затем отпущены. О заявлениях Грумацкого теперь вспоминают, пожалуй, только газетчики.
***
На посту министра Морей запомнился, как автор законопроектов, получивших неоднозначную оценку в обществе. Так, он предложил уменьшить число праздников с нерабочими днями. Например, международные дни 8 марта и 1 мая предлагалось сделать рабочими, сохранив их статус праздников. Аргументировалось это тем, что для нищей страны такое количество нерабочих дней слишком большая роскошь. Предложение Морея долго обсуждалось, но каких-то серьезных изменений не произошло.
В прессе часто вспоминают и о другом детище Иона Морея — законопроекте о запрете курения в общественных местах. Он также не был принят.
Морей представлял страну на первом для Молдовы процессе в Европейском суде по правам человека (октябрь 2001 года). С иском против правительства республики выступила митрополия Бессарабии. Как известно, в Молдове действуют две митрополии — признанная официально митрополия Молдовы, которая иерархически подчиняется Московской Патриархии, и созданная в 1993 г. митрополия Бессарабии, входящая в состав Румынской церкви. Власти отказали последней в регистрации, что и стало причиной конфликта. Морей выступил с речью на заседании суда, в которой обвинил румынские власти во вмешательстве во внутренние дела Молдовы. После этого правые политики в нашей стране и в Румынии обрушили на Морея шквал критики. Премьер-министр Румынии Адриан Нэстасе отменил свой визит в Молдову в знак протеста против «антирумынских» высказываний министра юстиции соседней страны.
В январе 2002 г. министр юстиции подписал документ, согласно которому на месяц приостанавливалась деятельность Христианско-демократической партии Молдовы (ХДНП). Морей заявил, что причиной для принятия такого решения послужили проводившиеся тогда ХДНП несанкционированные акции протеста против введения обязательного обучения русского языка в школах и придания ему официального статуса. Оппозиция обвинила министра в том, что он выполняет «политический заказ» коммунистического руководства страны.
Через некоторое время Морей отменил свое решение, объяснив его так: приближаются выборы в местные органы власти (7 апреля), и простые сторонники партии не должны быть из-за действий руководства ХДНП лишены возможности голосования.
Главный редактор «СП» Слава Перунов в феврале 2002 г. обратился к министру юстиции с открытым письмом, в котором попросил разъяснить несколько вопросов, касающихся действий ХДНП. Через неделю в «СП» позвонили из пресс-службы министерства юстиции и сообщили, что министр ознакомился с письмом, оценил вопросы и хотел бы ответить на них в отдельном интервью. Встреча состоялась, разговор получился откровенным («СП», №12, 21 марта 2002). Морей отвечал на все вопросы (в том числе и по делу Грумацкого) обстоятельно и аргументировано.
***
В феврале 2003 г. президент Воронин подписал указ об освобождении от занимаемой должности министра юстиции Иона Морея. О мотивах увольнения в указе — обычное дело — не упоминалось. Отстранению Морея предшествовала следующая история. За пару месяцев до увольнения министра коммунистическое руководство страны выдвинуло предложение внести в закон о регистрации партий изменения, в соответствии с которыми политические формирования должны проходить перерегистрацию ежегодно. Разработку законопроекта поручили минюсту. Почти все политические оппоненты ПКРМ приняли в штыки эту идею. И у них были серьезные аргументы: в марте 2003 г. должны были состояться местные выборы, а, согласно предложениям правящей партии, перерегистрация должна проходить с 1 января по 1 марта. Процедура перерегистрации становилась практически непреодолимым препятствием для нормальной предвыборной кампании большинства партий. Жесткая критика законопроекта вынудила власти пойти на попятную. За день до увольнения Морея Воронин направил письмо парламентской фракции ПКРМ. В нем, в частности, говорилось следующее: «Считаю, что эти изменения и дополнения не были хорошо продуманы... Это свидетельствует о безответственности и некомпетентности министерства юстиции и в частности министра Иона Морея...»
Самое интересное то, что сам Морей выступал против того, чтобы партии и другие общественно-политические формирования проходили ежегодную перерегистрацию. Он говорил, что у министерства юстиции "много других важных дел". Но если коммунисты все-таки настаивают на перерегистрации, то ее нужно передвинуть и провести не с 1 января по 1 марта, как предусматривает законопроект, а после местных выборов.
В кулуарах выдвигали несколько версий увольнения Морея. По одной из них, бывший глава минюста в последнее время "слишком много говорил". По другой, "на Морея надавили, заставив разработать закон о перерегистрации, но он перестарался". И, наконец, по третьей, "с Мореем сейчас поступили так же, как в свое время с министром образования Ильей Ванчей по поводу истории Молдовы и изучения русского языка — на него навесили все грехи. Просто нужен был «стрелочник».
Ион Морей отказался комментировать свою отставку, сказав только, что "не пропадет". И не ошибся.
В феврале 2004 г. он был назначен секретарем Высшего совета безопасности (консультативный орган при президенте, который координирует внутреннюю и внешнюю политику в области национальной безопасности — прим. «СП»). Владимир Воронин подписал указ о новом назначении Морея всего через год после того, как обвинил его в «безответственности и некомпетентности»…
P.S. В конце февраля 2004 г. по решению Высшего совета безопасности была образована специальная комиссия по расследованию махинаций на хлебном рынке. Своих постов лишились директор Центра по борьбе с экономическими преступлениями и коррупцией, ряд чиновников, генеральный директор столичного производителя хлеба АО "Франзелуца".
Руслан МИХАЛЕВСКИЙ
В статье использованы материалы информационных агентств «Дека-пресс», «БАСА-пресс», «ИНФОТАГ», газет «Логос-пресс» и «Аргументы и Факты Moldova» и др.
Благодарим за помощь в подготовке материала Михаила Местера.
Из высказываний Иона Морея
«Я по натуре — трудоголик. Иногда из рабочего кабинета ухожу около десяти вечера, а прихожу — всегда в семь утра».
«Вообще я очень непрактичный человек. Умру с голоду при полном холодильнике. За всю жизнь никогда сам себе даже яичницу не приготовил».
"Манифестации можно проводить по любому поводу, тем более, что у ХДНП очень серьезный мотив. Юрий Рошка может протестовать против таблицы Менделеева, против метеопрогнозов, но при этом он обязан не нарушать законодательство"
"В последние годы мы утратили чувство меры. Многочисленные торжества стали настоящим национальным бедствием".
«Никаких сделок с бельцким рынком не совершал. Что касается предыдущего убийства (Савина – «СП»)— да, я был прокурором Бельц, но делал все возможное для раскрытия этого преступления. И вообще, кампания, развязанная против меня в прессе — о том, что я якобы связан со сделками, о которых говорит Грумацкий — это чистая выдумка и спекуляции»
«Я убежден, что люди, которые заставили бывшего директора бельцких рынков оклеветать меня, стоят у истоков его гибели. Убийство Георгия Грумацкого было осуществлено сразу же после того, как они добились ложных и бездоказательных заявлений покойного».
"Разжигание вражды между верующими имеет цель дестабилизировать социально-политическую ситуацию в республике. Расчет на то, что в мутной воде румынскому экспансионизму будет легче рыбачить, в том числе и с помощью румынской патриархии"
Ровно 24 года назад, вечером 6 июля 1980 года в наш город прибыла эстафета с олимпийским огнем. Она стартовала от развалин храма античной богини Геры в Олимпии (Греция) для того, чтобы, преодолев расстояние в 5 тыс. км, 18 июля достичь Москвы, столицы XXII Олимпиады. Огонь проследовал через Грецию, Болгарию, Румынию и через приграничные Леушены прибыл в Молдавию. На 18-й день эстафеты бегуны внесли олимпийский огонь в наш город…
Накануне годовщины прибытия олимпийской эстафеты в Бельцы корреспондент «СП» встретился со свидетелями и непосредственными участниками тех событий.
Одними из главных действующих лиц в олимпийской эстафете были факелоносцы — бегуны, несшие факелы с олимпийским огнем. Вся дорога от Олимпии до Москвы была разбита на участки по 1 км. На этих участках друг друга сменяли бегуны. При этом факелоносцы были из тех городов и районов, через которые пролегал маршрут эстафеты. Для этого выбирались лучшие из лучших. В Бельцах огонь пронес 21 спортсмен. Мы связались с одной с одной из участниц олимпийской эстафеты Прасковьей Дедовой (Кожокарь). Она поделилась с нами своими воспоминаниями.
Прасковья Дедова (Кожокарь), участница олимпийской эстафеты
В 1979 году, закончив планово-экономический техникум, Прасковья получила направление в Бельцы. Здесь она начала работать секретарем-машинисткой. Одновременно Прасковья активно занималась спортом. В то время она занималась под руководством тренеров спортшколы легкой атлетики Ольги и Сергея Зубковых. К 1980 году двадцатилетняя перворазрядница Прасковья Кожокарь была уже неоднократным призером и победительницей различных республиканских соревнований.
Тренеры Прасковьи посоветовали ей принять участие в конкурсе для олимпийской эстафеты. Как вспоминает Прасковья, желающих попасть в заветную двадцатку было огромное количество, поэтому до самого конкурса проводились предварительные забеги. Бегуны должны были пробежать 1 км за 5 минут. Но только спортивных успехов было недостаточно для того, чтобы попасть в команду. Представители городского спорткомитета, проводившие конкурс учитывали еще и другие аспекты. Будущий факелоносец должен был обладать красивой манерой бега, правильной осанкой и, естественно, идеальной биографией. Прасковья подходила по всем этим критериям и оказалась в числе счастливчиков.
Факелоносцев готовили к мероприятию основательно. Какое-то время они тренировались на городском стадионе, а затем дважды проводились репетиции на участках трассы, закрепленных за ними.
Каждому участнику эстафеты выдавалась специальная экипировка с олимпийской экипировкой: майка, трусы, гетры, повязка на лоб. «Материал был очень качественным, мягким. Бежать было удобно. Но изготовители почему-то не учли, что могут быть спортсмены с большими размерами. Поэтому некоторым не хватило обуви. Но потом этот вопрос решили, и каждый получил по паре кроссовок», — вспоминает Прасковья. Кроме того, каждый из бегунов получил по факелу. Их выдали только перед забегом. Факелы работали на газе. Участникам эстафеты перед стартом показали принцип работы факелов: для того, чтобы его зажечь, нужно было повернуть основание на рукояти в направлении, указанном стрелкой; чтобы потушить его, нужно было отвернуть рукоять в обратную сторону.
За три дня бегунов, которые должны были нести огонь от «тещи» у въезда в город до центральной площади, отправили на сборы в Лазовск. Прасковья до сих пор не знает, почему их отправили в Лазовск, хотя их этапы находились в Бельцах. Прасковья ехала в Лазовск вместе с подругой — тоже участницей эстафеты — Диной Васильчук. На вокзале они упустили свой автобус. Прибыли в Лазовск с опозданием, за что получили нагоняй — их даже хотели исключить из состава команды. Но все обошлось, и обе девушки продолжили тренировки. Будущих факелоносцев разместили в гостинице. Прием был исключительно хорошим, кормили «на убой», но режим был очень строгим — бегунам кроме стадиона никуда не разрешали выходить.
Кстати, родители Прасковьи серьезно переживали по поводу участия дочери в олимпийской эстафете. «Родители опасались каких-нибудь диверсий. Говорили, что могут колодцы травить, взрывать мосты. Почему так думали, не знаю», — вспоминает Прасковья. Оснований для таких беспокойств не было, но, возможно, на мышлении людей сказывалась обстановка «холодной» войны, обострившейся как раз в то время.
В день прибытия огня факелоносцев посадили в машины технической поддержки и отправили на свои этапы. Прасковья рассказала, что вся дорога от Лазовска до Бельц (трассу, кстати, капитально отремонтировали перед этим) была усеяна людьми. Все они были празднично одеты и бурно приветствовали участников.
Факелоносцев высаживали на местах передачи огня. Места были обозначены специальной дорожной разметкой в виде круга. Прасковья должна была пробегать второй этап эстафеты в черте города — от овощного магазина (чтобы читатель мог сориентироваться, добавим, что это место находится по улице Гагарина, на некотором расстоянии от тубдиспансера. — «СП») до автосервиса. Прасковья рассказала, что до эстафеты на этом участке проводились большие работы по благоустройству. Старые дома напротив автосервиса были снесены, повсюду установили олимпийскую символику: кольца, мишек и т.д.
К каждому факелоносцу были прикреплены по 2 милиционера и по 2 сопровождающих бегуна. Но поскольку участок, где Прасковья должна была бежать по участку, считавшемуся опасным, к ней прикрепили 4 милиционеров. Они были рядом с ней до момента передачи огня. Сопровождающими были 2 мальчика, они бежали рядом с Прасковьей всю дистанцию.
В 17.30 Евгений Шелков — первый бегун, принявший эстафету на въезде в Бельцы — был уже на месте передачи огня. Участникам эстафеты нужно было приблизить факелы друг к другу. «День был солнечным и жарким. Из-за яркого солнца я не видела, зажегся огонь в моем факеле или нет. Поэтому Женя предупредил меня, когда факел зажжегся», — говорит Прасковья. Момент передачи прошел благополучно. Пять минут на дистанции прошли очень быстро. Прасковья не успела опомниться, как уже передала огонь следующему факелоносцу — мастеру спорта по легкой атлетике Ивану Байбараку.
Спортсменов, пробежавших своих этап, на машинах технической поддержки подвозили к площади перед Домом Советов, на которой проходила церемония зажжения огня в Бельцах. Людей на площади было огромное количество, они были повсюду, даже на крышах домов. Факелоносцы из-за этого с трудом пробирались на площадь — для них смогли организовать только организовать узкий коридор до места церемонии. Бельчане, окружавшие бегунов буквально забрасывали их цветами.
Прасковья вспоминает, что им всем на церемонии вручили медали, памятные дипломы, вымпелы и значки участника олимпийской эстафеты. Затем был торжественный концерт. Олимпийский огонь остался в Бельцах на ночь до утра следующего дня, когда он отправился дальше. Такая честь выпадала не каждому городу…
После окончания церемонии все факелоносцы отправились домой. Прасковья добиралась домой пешком. Шла все в той же форме, в которой бежала. А на следующий день для Прасковьи начался обычный рабочий день.
В этом году состоится очередная XXVIII олимпиада. Пройдет она в Афинах. Перед этим олимпийский огонь побывает на всех континентах. В эти дни эстафета с олимпийская эстафета прошла через Москву, принимавшую олимпийские игры 24 года назад. К сожалению, в Бельцы огонь не попадет. Но кто знает, может он когда-нибудь все же вернется в наш город?
Следует Продолжение…
Для подготовки Бельц к приему олимпийской огня был создан штаб из 19 руководящих работников. Были расширены и заново асфальтированы улицы Курченко, Ленинградская, Котовского, Артема, Гагарина, въезды со стороны Кишинева и Рышкан, отремонтированы фасады зданий и учреждений, разбиты клумбы и газоны, посажены не менее 100 тыс. кустов роз, благоустроены остановки городского транспорта, реконструирован интерьер гостиницы «Октябрь», магазина «Ауреола» и многое другое.
***
Факел для олимпийского огня разрабатывался на Ленинградском опытном заводе два месяца. Сжиженной смеси пропана и бутана хватало не менее, чем на 10 минут горения факела. Испытания показали, что пламя не потухало при ураганном ветре и тропическом ливне.
***
Форма факелоносца — майка, трусы, носки, кроссовки и головная повязка — изготовлена по заказу Оргкомитета «Олимпида-80» японской фирмой «Мизуно».
***
Для олимпийской эстафеты Рижская автофирма (РАФ) выпустила специальные микроавтобусы технической поддержки. В этих машинах находилась лампа с резервным огнем на случай, если с пламенем, заключенном в факеле в руках бегуна, что-либо произойдет.
В мае этого года исполнилось 100 лет монументальной фигуре молдавского искусства — скульптору Лазарю Дубиновскому. Хотя Лазарь Исаакович родился в Фалештах, а большую часть жизни прожил в Кишинёве, у бельчан есть основание считать его и своим земляком. Детство, начиная с 7 лет, юность и молодые годы он провёл в нашем городе, здесь оформился его талант, здесь он учился сам и преподавал изобразительное искусство юным бельчанам. В Бельцах остались его скульптуры: памятник Борису Главану у БГУ им. А. Руссо, Ленину на территории военкомата, прежде стоявший на центральной площади, а в запасниках Музея истории этнографии должна находиться также композиция «Виноградари». И еще одно значимое обстоятельство: скульптура Дубиновского «Древогиб» (Стрымба Лемне) стала основой для эмблемы Бельц советского периода.
Так вот, после юбилея скульптора в Интернете появились воспоминания о Дубиновском, написанные бельчанином-художником Стефаном Садовниковым. Его замечательные картины и комментарии к ним, я уже публиковал (в «СП» — здесь и здесь, а на блоге — здесь). И мне показалась интересной идея совместить этот неофициальный взгляд на жизнь скульптора с более официальной биографией Дубиновского, опубликованной Википедией.
Начну, пожалуй, с биографической справки Википедии (оригинал статьи — здесь).
Ла́зарь (Лейзер) Исаа́кович Дубино́вский (рум. Lazăr Dubinovschi; 18 апреля (1 мая) 1910, Фалешты Бельцкого уезда Бессарабской губернии — 29 ноября 1982, Кишинёв) — молдавский советский скульптор-портретист.
Будущий скульптор родился в бессарабском местечке Фалешты (по другим данным в соседнем селе Старый Альбинец — теперь Фалештского района Молдовы) в семье учителя Ицика (Ицхока) Дубиновского. В 1917 году семья переехала в Бельцы, где он поступил в гимназию и занялся рисованием в кружке учителя местной гимназии И. В. Савина. Лепить начал самостоятельно.
В пятнадцатилетнем возрасте был принят в Бухарестскую академию художеств, где обучался с 1925 по 1930 год в классе Оскара Хана (рум.) — ателье Димитрие Пачури (англ.). В 1929 году стажировался в академии Гран-Шомьер в Париже у Антуана Бурделя. В 1930 году вернулся в Бельцы и устроился преподавателем рисунка в частную гимназию.
Начал выставляться на салонах Бессарабского общества изящных искусств, организованных Шнеером Коганом. Первая персональная выставка прошла в Яссах в 1939 году. Уже тогда проявляется особенный интерес скульптора к портретистике: среди прочего в экспозиции выставлены портреты румынских профессоров А. Филиппиде и Г. Ибрэиляну. После присоединения Бессарабии к СССР в 1940 году работал главным художником Дома Красной Армии в Бельцах.
С 1941 года — на фронте; демобилизован после тяжёлого ранения в 1943 году, на лечении в военном госпитале в Иркутске. После окончания Великой Отечественной войны поселился в Кишинёве. До 1951 года работал начальником управления изобразительных искусств комитета по делам искусств Молдавской ССР. В 1964—1972 годах был главным редактором художественно-экспертной коллегии министерства культуры МССР.
В 1951—1953 годах — в Москве в мастерской Е. В. Вучетича, в том числе в составе скульпторской группы, работавшей над монументальной статуей Сталина для Волго-Донского канала. Сразу по возвращении работает над конной статуей комбрига Григория Котовского, установленной в центре Кишинёвa в 1954 году.
В 1957 году работает над серией бюстов классических авторов румынской (молдавской) литературы для планируемой Аллеи классиков в городском парке Пушкина (открыта в том же году). В Аллее классиков установлены бюсты Михая Эминеску (к чьему образу Дубиновский неоднократно возвращался на протяжении всей карьеры), Василе Александри, Георге Асаки и Костаке Негруцци работы Дубиновского. В 1972 году выполнил надгробный памятник на могиле жены Лилы Дубиновской (урожд. Шпильберг, 1910—1966) на Армянском кладбище в Кишинёве.
Для Музея еврейских общин Румынии в Бухаресте сделал памятник жертвам нацизма: удаляющиеся босые следы двух выживших узниц концлагерей на простой цементной дорожке, ведущей вдаль к серой как дым, полой и неочертанной женской фигуре. В 1977—1982 годах работал над своей последней скульптурой «Реквием», посвящённой Катастрофе европейского еврейства. Изображённый на ней облачённый в талес, молящийся еврей как бы подводит итог творческому пути самого скульптора.
Лазарь Дубиновский умер в 1982 году, похоронен на Армянском кладбище в Кишинёве — рядом с женой и родителями.
Лазарю Дубиновскому принадлежит серия памятников в Кишинёве, Бельцах (Ленину и молодогвардейцу Борису Главану), Котовске (скульптурная композиция «Котовский») и некоторых других городах Молдавии. Так в Кишинёве им были выполнены памятники «Героям-комсомольцам» на проспекте Молодёжи (1959), композитору Штефану Няге (1964), «Освобождения» перед гостиницей «Кишинэу» (1969), Максиму Горькому рядом с Госбанком (ныне Органный зал, 1972), и, наконец, Марксу и Энгельсу перед зданием ЦК Компартии Молдавии (1976, разрушен в 1991).
Однако прежде всего Дубиновский известен созданной им на протяжении многих лет серией скульптурных портретов — Алексея Щусева, Хо Ши Мина (1968), Аркадия Райкина (1976—1977), Антона Рубинштейна, Дмитрия Кантемира, Иосифа Балцана, Валентина Меднека, Ильи Богдеско, Андрея Лупана (1955), Петра Вершигоры (1957, здесь), Геннадия Соломинова (1957) и многих других.
Член-корреспондент Академии художеств СССР (1954), почётный член Союза художников Румынии (1961), Народный художник Молдавии (1963), лауреат государственной премии МССР (1971). Награждён орденами Трудового Красного Знамени (1948) и Ленина (1960). Среди учеников Дубиновского скульпторы Лев Штейнман (р. 1945) и Григорий Потоцкий (p. 1954).
Работы Дубиновского хранятся в Национальном художественном музее Молдовы, в Государственной Третьяковской галерее (портрет академика К. И. Скрябина), Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге и в некоторых других галереях. На основе дарованных Дубиновским 13 скульптур в Фалештах в 1979 году был основан музей истории и этнографии, где скульптурам Дубиновского выделен второй этаж.
Скульптура из дерева героя молдавского фольклора Стрымба Лемне («Древогиб») работы Дубиновского (посольство России в Люксембурге, 1945) была использована Цехановичем и Новаком в официальной эмблеме города Бельцы советского периода.
В 2005 году правительством Молдовы было принято решение установить на доме Дубиновского в Кишинёве (бывшая улица Ленина, 132) мемориальную доску в его честь (пока не установлена).
На могиле Дубиновского в 1984 году был установлен бронзовый портрет скульптора работы Валерия Ротаря (1945—1986; в конце 1990-х годов демонтирован вместе с надгробной табличкой). Также в 1991 году были уничтожены памятники Марксу и Энгельсу, Максиму Горькому и горельеф «Искусство Молдавии» на фронтоне Национального театра Михая Эминеску в Кишинёве.
Лазарь, мне не нравится ваш нос!
Впервые это имя услышал от папы, когда он меня учил рисовать. Было мне тогда лет девять, и получалось у меня, по его мнению, не очень, так как не удавался процесс тщательного наложения акварельной краски на рисунок. Он молча брал мою кисточку и показывал, как это делается. А заодно мне поведал, что в середине 30-х годов ему в гимназии пару лет преподавал рисование Лазарь Дубиновский.
А ведь известно, что в 1930-м он вернулся из Парижа в Бельцы и устроился преподавателем рисунка в частную гимназию. Кроме преподавательства Лазарь подрабатывал в бельцком синема. Рисовал большие киноафиши и придумывал оригинальную рекламу к фильмам в стиле «скоро на экране». Папа вспоминал, как в центре города, прямо на асфальте, громадными буквами было написано название «VIN PLOILE!» (ИДУТ ДОЖДИ). Люди ходили по этой рекламе, и это всех очень впечатляло.
С Лазарем меня впервые вживую в 1973 году познакомил художник Леонид Пинчевский. Это было на чьей-то юбилейной персональной выставке. Лазарь скромно стоял в углу, не высвечиваясь и не выпячиваясь. Зато к нему все подходили, приветствовали. Он со всеми дружелюбно раскланивался, всем улыбался и каждому находил какие-то особенные и простые слова. Но это мое тогдашнее условное знакомство, казалось, ничем не отразится на моей начинающейся судьбе в искусстве. Но я по молодости своей несколько ошибался.
Шел год 1977. Город готовился к юбилейному октябрю и официальной выставке, посвященной «60 лет в строю» («струю» — зубоскалили некоторые). Участвовать могли теоретически все художники. Надо сказать, что в городе таковых было не очень-то много. В художественно-производственных мастерских работало примерно человек двадцать, и далеко не каждый из них занимался творчеством. Негласно каждый был обязан представить на выставком хотя бы по одной творческой работе, так как недавно открытые выставочные залы в помещении городского Дворца культуры надо было чем-то заполнить.
И вот мои друзья Леня Пинчевский и Гена Дмитриев, как основные члены худсовета и выставкома сразу же, ничего не обещая, предложили мне и Льву Гительману принести несколько своих работ на просмотр. Работы наши, не предназначенные ни для какой из выставочных дат, естественно, вызвали на выставкоме неоднозначную ситуацию, но все же «прошли» только благодаря протеже наших друзей. А через недельку, после открытия выставки, вышел очередной номер «Коммуниста» со статейкой «Одна из интересных», посвященной открытию официальной городской выставки (у меня, к сожалению, она не сохранилась!).
«Интересной» выставка оказалась по причине участия в ней моих друзей, показавших несколько весомых работ. Автор пасквиля, как бы ни были ему ненавистны мои друзья, все-таки от них зависел по работе в худфонде. Из очень краткого текста несколько строк будут посвящены двум художникам, которые, «не обладая способностями и кого-то там (не помню дословно) копируя, намеренно уродуют образ человека, деформируют искусство, искажают советскую действительность, что в целом вызывает крайнее недоумение». А это уже обо мне и Гительмане. Но об этой статье я узнал только в Кишиневе на заседании бюро молодежной секции Союза художников.
От этой газетной статейки резко пахнуло партийной репрессивной сталинской агрессией. Стало понятно, что это был ответ-разборка на мою с Левой недавно разгромленную художественными властями однодневную выставку в Доме офицеров, которую я был вынужден организовать для показа худсовету секции молодых художников. Но это отдельная история.
Спасая ситуацию разгромленной выставки, я по совету Пинчевского срочно повез свои и Левкины картинки в Кишинев, чтобы в очередной раз попытаться попасть на бюро молодежной секции Союза художников. И вот на это заседание неожиданно для меня и членов правления бюро, приехал встревоженный Пинчевский, знавший о моем отъезде в Кишинев, и привез с собой этот свежий номер газеты «Коммунист» со статьей «Одна из интересных» для ознакомления правления бюро «молодежки» с действительным положением дел в культуре и искусстве нашего города. Заседание бюро закончилось поздно. Мне выдали положительную рекомендацию на право вступления в молодежную секцию Союза художников. Следует сказать, что эта рекомендация так и не стала тогда моей «путевкой в жизнь».
Михай Греку и Глебус Саинчук, посмотревшие и одобрившие мои работы и прочитавшие гнусную, по их мнению, «искусствоведческую» статейку, неожиданно решили приехать на закрытие официальной выставки в нашем городе. Их возмущению от газетного опуса не было предела. Они добавили, что не только обязательно приедут к нам в гости, но и обязательно прихватят с собою Дубиновского, пожалуй, самого титулованного живого классика в молдавском искусстве. Мол, пусть и Лазарь сам удостоверится, что в его Бельцах делается!
Закрытие официальной городской выставки на фоне газетной публикации, все ожидали с большим нетерпением. Я, понимая возникшую остроту и возможные осложнения ожидаемого мероприятия, попросил своего друга Валерия Воробченко (тогда зав. кафедрой русской и зарубежной литературы) прийти со своими друзьями выступить на закрытии выставки и, по возможности, привести с собой группу поддержки. Мы ждали явного погрома…
Но разразился только большой скандал, так как в планы местных властей от культуры никак не входило появление и участие на закрытии грандов из столицы: Дубиновского, Греку и Саинчука. А мэтры, оказалось, сдержали свое слово.
Зал быстро наполнился заинтересованными зрителями и накалился гомоном подвыпивших и вконец обозлившихся художников худфонда, не ожидавших и не желавших стать свидетелями такого уникального случая в небогатой выставочной истории городка — приезда больших мастеров. Дубиновский спокойно и медленно шёл вдоль стен и с большим вниманием разглядывал развешанные картины. Что-то изредка записывал в свою записную книжку. Иногда останавливался, оглядывал зал, о чем-то размышляя. Но никто не смел к нему подойти. Уж слишком имя его было знаменито и казалось недоступным. Чаще всего можно было наблюдать, как он спрашивал о чем-то у рядом стоящих зрителей.
Процесс начался с того, что директор выставочного зала Людмила Козырева, вся такая взволнованная и напряженная, сразу же дала слово Дубиновскому. И Лазарь, встав и окидывая взором присутствующих, заговорил:
— Дорогие друзья, я так рад, что снова оказался в Бельцах, в котором прошли годы моей юности и творческого становления. И надо признаться, что я так давно здесь не был. Я даже горд, что нахожусь сейчас в этом прекрасном Дворце культуры, в котором работает этот новый выставочный зал. Знаете, в те далекие 30-е годы, даже трудно было себе представить, что на этом самом месте, в самом центре города, мог бы когда-нибудь возникнуть столь замечательный очаг культуры. И чтобы в этом зале можно было увидеть стольких одаренных художников. Хочу особо подчеркнуть, что наряду с мастерами вашего худфонда на этой выставке впервые представлены два молодых художника, у которых наблюдается интересный творческий поиск. Конечно, их путь только начинается, им есть еще в чем поучиться, но нельзя не заметить их отношение к делу и своеобразный взгляд на мир заслуживает внимания. В целом я внимательно осмотрел все ваши работы. Могу с уверенностью сказать, что при усердном труде и вечном творческом поиске, многие из вас со временем станут прекрасными мастерами. Только надо больше трудиться и не бояться постоянной учебы. Как пример, приведу два графических портрета, автор которых, не буду его называть (это были работы местного искусствоведа Антонюка), к сожалению, страдают явным неумением правильно нарисовать, смоделировать нос.
Неожиданно Дубиновского прерывает злобный крик:
— Лазарь, а может мне ваш нос тоже не нравится!!!
Зал, казалось, вздрогнул и намертво затих, но через секунды вновь полетели полупьяные реплики, а кто-то даже стал свистеть. Радостно вскочил со своего места директор художественной школы Гальчинский — известный в городе штатный стукач гэбэ, но своего подскока он несколько не рассчитал и его картина, под которой он до того сидел, неожиданно с грохотом слетела со стенки на головы других. Зал разразился смехом. Лазарь даже опешил от такой наглости, хамства и явного антисемитизма Антонюка. Раскрасневшаяся и явно испугавшаяся Козырева тщетно пытается успокоить зал. И тут спокойно и уверенно встал Воробченко. Он попросил зал успокоиться, а ораторов — быть более взвешенными в своих высказываниях.
Взявшие слово Греку и Саинчук, говорили, вернее, пытались говорить сквозь вновь вспыхнувшие реплики и топот ног, о прекрасном, о праве на эксперимент, о молодых талантах, о поисках ими своего творческого лица. Пытались объяснить, увы, безнадежно, тайны и творческие задачи искусства. Зал продолжал гудеть, разбившись, словно на два лагеря или на две половины. В первой половине сидели посторонние зрители, группа институтских и школьных преподавателей, а также студенты во главе с В. Воробченко, а во второй — организаторы, представители местной власти и большая кучка подвыпивших художников-погромщиков со своими собутыльниками. Любопытно, что городская газета никак не среагировала на это событие.
О Лазаре могу добавить рассказы моего товарища, режиссера Арнольда Бродичанского, бывавшего у него в его огромной мастерской. Арнольд дружил с начинающим скульптором Юрием Хоровским, который в те времена был одним из многочисленных учеников Дубиновского. Они с Юрой запросто могли зайти в мастерскую Лазаря со своими приятелями, посидеть, попить винца, в общем «поговорить за жизнь». В это же время хозяин мастерской где-то в стороне мог что-то делать, не обращая на них никакого внимания. Но подчас, вытирая руки о свой рабочий костюм, Лазарь мог подойти к столу, вытащить из кармана пару ассигнаций и запросто попросить кого-нибудь из них «сгонять» за красненьким «Вин де масэ», батоном и куском колбасы. Затем спокойно садился и трапезничал вместе со всеми. И беседа, как и хлеб, становилась общей. И ни тени академизма, ни капельки превосходства. Лазарь, несмотря на вспыльчивый характер, был человеком демократичным, доступным и умевшим помогать другому.
Как о выдающемся мастере-скульпторе могу сказать, что его памятник Котовскому стоит в одном ряду лучших подобных скульптур мира. Необычайно естественная поза всадника, сидящего на скакуне, абсолютно великолепна и убедительна! А кроме прочего, каждая фигура в отдельности изваяна с удивительной точностью знания анатомии и пластики тела. Чего стоит хотя бы этот легкий наклон головы утомленного в седле всадника и эта угадывающаяся легкая дрожь притомившегося скакуна?!
P.S. По окончании процесса закрытия выставки, утомленные и потрясенные случившейся «гражданской войной» в творческой жизни города, Дубиновский, Греку и Саинчук вышли на центральную площадь и медленно пошли сквозь гуляющую и ничего не подозревавшую публику. Рядом к ним присоединились сосредоточенные и несколько растерянные Пинчевский с Дмитриевым. Помню, что Лазарь, проходя мимо меня, тихо сказал Михаю Греку:
— Миша, ты меня извини, но этому так называемому искусствоведу хамского выкрика в мой адрес я не прощу…
И, как-то горестно вздохнув, продолжил:
— Не смогу простить…
Я тогда еще не знал, что, почти не бывая в Бельцах, Лазарь мог немедленно откликнуться и приехать, чтобы как-то помочь нам, совершенно ему незнакомым художникам, которых местные культуртрегеры пытались зарубить на корню. Это ли не художнический и человеческий подвиг?
И еще помню, что я долго стоял, словно на плахе, растревоженный и весь душевно разбитый, на длинных ступенях Дворца культуры, и взглядом провожал их, бредущих по бельцкой площади и уходящих в глухую, казалось, бесконечную, советскую ночь.
Стефан САДОВНИКОВ, опубликовано здесь
Фото Дубиновского взято на Википедии, источник: Литературный журнал ВЕК (Вестник еврейской культуры) №07-08, 1989; стр. 43.
Мне приятно, что стали появляться материалы, вырастающие из той работы, которая проделана на этом блоге. И вот первый из них.
В апреле по электронной почте мне пришло письмо от Стефана Садовникова — бельцкого художника, проживающего ныне в Москве. Стефан написал, что читает мои материалы по истории Бельц на блоге mihalevski.gazetasp.info. С этого момента началась наша переписка. Но ещё до нашего знакомства я знал имя Стефана Садовникова, видел его интернет-страничку sadovnicov.com, на которой он разместил свои картины. Многие из них посвящены старым Бельцам и передают очарование того города. И вот теперь с любезного согласия автора мы начинаем публикацию этих работ. Каждую из них сопровождают комментарии, которые художник подготовил специально для читателей «СП».
«Почему я написал именно эти уголки?
Ну, во-первых, я очень любил свой город и все его старые дома, большие и малые, красивые и не очень, с фронтонами и без, с колоннами и занимательной геральдикой, наглухо затертой жэковским красками, с разнообразными дверьми и входами, выступающими прямо на тротуары. Для меня все они были равноправными и равнозначными по историческим и эстетическим меркам.
А во-вторых, я просто не успевал всё зафиксировать на бумаге и переносить на холсты. Этот процесс всегда был для меня тайной. Порой натурные эскизы могли подолгу не реализовываться. Никогда не знал исхода борьбы моей энергетики и энергетики красок. А потому брал свой «Зенит» и вместе со своим другом Михаилом Казаком ходил по городу, чтобы успеть хотя бы сфотографировать ещё уцелевшее. Миша частенько был тем защитным экраном, закрывавшим меня от милицейского всевидящего глаза в момент фотосъёмки. Потому что фотографирование старых домов казалось в те времена довольно абсурдным и весьма сомнительным процессом. Помню, как долго и мучительно валили драмтеатр — одно из самых красивых зданий города. Брали его «бабой копрой», но в конце концов взяли его взрывом. А до того его на несколько лет закрыли, сообщив общественности, что здание находится в аварийном состоянии. Труппу перевели в ДК, а здание театра ждало своего рокового часа».
Стефан САДОВНИКОВ
Бельцы (триптих). 165х55 см. 1977 г.
1. Дом на площади
За этими замечательными сдвоенным двухэтажными домами стоял кинотеатр имени Котовского, с которым бок о бок прожил красавец старый ДРАМТЕАТР с колоннами и очень уютным овальным холлом. На левой боковой стороне дома были две двери. Одна дверь была подъездной, а дальняя, что ближе к кинотеатру, вела в комнату матери и ребёнка. В этой комнате родители оставляли служащим своих малышей, чтобы сами смогли посетить киносеанс.
А какой был в этом двухэтажном доме магазин КНИГИ! Там по знакомству можно было купить практически любое дефицитное издание. Позже книги вывезут и заполнят помещение буфетом со столиками и стульями, соками, водами, пирожными и конфетами. Сколько осчастливленного детства входило туда и сколько невинных слез было пролито у тех, кого с трудом и покрикиванием волокли мимо запахов сладкого счастья!
Напротив этих зданий стоял и заманивал к себе зевак и гуляющих очень маленький, уютный и прелестный СКВЕРИК со скамейками, цветниками, кустами сирени.
Ах, этот скверик с павильончиком «поговорить-выпить-перекусить» — вечное место отдыха и встреч деловых и любовных, свиданий и вздохов...
2. Детство
Я вернулся в свой город в 1958-м после сталинской восьмилетней ссылки. По выходным родители иногда брали меня в центр на прогулку и рассказывали о городе своего детства. Об интересных зданиях и особняках, не уцелевших во время войны.
3. Дом на ул. Свободы
Этот очень трогательный дом меня всегда покорял своей простотой и какой-то изнутри сквозящей духовностью. И каждый раз меня останавливала эта его небольшая выбеленная стена с входом, тянущимся к небу. На заборе дома всегда клеили объявления и театральные афиши. Однажды я увидел свежую афишу — «Солдатская вдова». И тогда я понял, за что мне так нравился этот дом. Это же вдовий дом! Что-то было в нём такое, бесконечно трогательное, невысказанное, именно горестно-вдовье. И не зря по ассоциации он мною воспринимался живым, с некой потаённой храмовой душой.
Ленинградская в снегу. 1973
Адресная точка картины — Ленинградская, угол Хотинской. В этом здании до развала центра города был отдел союзпечати. Его овальный угол невольно заставлял меня поворачивать на уютную Хотинскую улицу.
Достоевского, угол с Ленинградской. 1979
В 70-е годы над угловой дверью дома висела табличка магазина «БУКИНИСТ».
Там работал маленький человечек по имени Аркадий. Всегда чрезвычайно аккуратно одетый, с аккуратной причёской, вежливый и с очень внимательным взглядом, он всегда был рад встрече посетителя с книгой. Аркадий слыл большим ценителем живописи (альбомной, другую вряд ли ему удавалось посмотреть). Очень любил иллюстрации художника Марка Шагала, и когда о нем заходила речь, продавец закрывал глаза, вожделенно и негромко произносил: «О-о-о... Шагаль!..» Именно так — Шагаль!
Над дверью «Букиниста» свисал удлинённый стильный балкон. Там жила некая светская дама. Поговаривали, что она бывшая оперная певица. Иногда с этого балкона раздавались звуки фоно и одинокий голос женщины, поющей классические пассажи.
Ну чем не Париж?
Улица Достоевского. 1984
Какая улица живая! Наверно, здесь живут цветные сны! А я, ещё не понимая, заметил, что дома грустны, как будто бури ожидая...
Некогда здесь, где на картинке виден человечек, была остановка автобуса № 10, который разворачивался у новой гостиницы «ОКТЯБРЬ» и двигался до 6-го квартала.
На прогулке по Достоевской. 1984
Улица Достоевского в 20-30-е годы была деловым центром портных, модельеров, аптекарей, парикмахеров и продавцов. Местечковый «Сити-центр». Ещё в послевоенные дни практически в каждый дом жил со своим деловым направлением. Дома стояли впритирку, и ты только переходил от одной двери к другой, чтобы посетить магазин, пошивочное ателье либо зайти в Общество служебного собаководства.
Улицу Достоевского в конце 70-х снесли практически всю и навсегда разгладили её на плоскости земли. Осталась в живых одна старушка гостиница «ОКТЯБРЬ», которая до войны тоже выполняла функцию гостеприимства. В ней же с левого торца размещалась кафе-пивнушка, прозванная в народе «Вертолётом», из-за того что там подолгу засиживались пилоты, летавшие на 12-местных «кукурузниках» до столицы и обратно.
Красная аптека № 7. 1983
Стояла красная аптека вторым домом от угла улиц Достоевского и Ленина. А в соседнем от аптеки угловом доме был магазинчик «РАДИОТОВАРЫ». Почему красная? Да потому, что её ежегодно на майские праздники красили в краснокирпичный цвет. Непонятно, зачем, когда она была сложена из красного кирпича.
Ул. Достоевского. Старый Дворец культуры. 1984
Дворец культуры был наполовину деревянным и очень напоминал огромную избу-читальню сталинского времени. С правой стороны ДК виден послевоенный, казавшийся огромным, центральный гастроном, стоявший на углу улиц Достоевского и Ленина. И на его стене тогда висели вот такие большие круглые городские часы. За ДК виднеется крыша армянской церкви. На месте старых ДК и гастронома выстроили новый Дворец культуры.
