16 мая 2010 г.

Город, которого нет…

Мне приятно, что стали появляться материалы, вырастающие из той работы, которая проделана на этом блоге. И вот первый из них.

В апреле по электронной почте мне пришло письмо от Стефана Садовникова — бельцкого художника, проживающего ныне в Москве. Стефан написал, что читает мои материалы по истории Бельц на блоге mihalevski.gazetasp.info. С этого момента началась наша переписка. Но ещё до нашего знакомства я знал имя Стефана Садовникова, видел его интернет-страничку sadovnicov.com, на которой он разместил свои картины. Многие из них посвящены старым Бельцам и передают очарование того города. И вот теперь с любезного согласия автора мы начинаем публикацию этих работ. Каждую из них сопровождают комментарии, которые художник подготовил специально для читателей «СП».

«Почему я написал именно эти уголки?

Ну, во-первых, я очень любил свой город и все его старые дома, большие и малые, красивые и не очень, с фронтонами и без, с колоннами и занимательной геральдикой, наглухо затертой жэковским красками, с разнообразными дверьми и входами, выступающими прямо на тротуары. Для меня все они были равноправными и равнозначными по историческим и эстетическим меркам.

А во-вторых, я просто не успевал всё зафиксировать на бумаге и переносить на холсты. Этот процесс всегда был для меня тайной. Порой натурные эскизы могли подолгу не реализовываться. Никогда не знал исхода борьбы моей энергетики и энергетики красок. А потому брал свой «Зенит» и вместе со своим другом Михаилом Казаком ходил по городу, чтобы успеть хотя бы сфотографировать ещё уцелевшее. Миша частенько был тем защитным экраном, закрывавшим меня от милицейского всевидящего глаза в момент фотосъёмки. Потому что фотографирование старых домов казалось в те времена довольно абсурдным и весьма сомнительным процессом. Помню, как долго и мучительно валили драмтеатр — одно из самых красивых зданий города. Брали его «бабой копрой», но в конце концов взяли его взрывом. А до того его на несколько лет закрыли, сообщив общественности, что здание находится в аварийном состоянии. Труппу перевели в ДК, а здание театра ждало своего рокового часа».

Стефан САДОВНИКОВ




Бельцы (триптих). 165х55 см. 1977 г.



1. Дом на площади

За этими замечательными сдвоенным двухэтажными домами стоял кинотеатр имени Котовского, с которым бок о бок прожил красавец старый ДРАМТЕАТР с колоннами и очень уютным овальным холлом. На левой боковой стороне дома были две двери. Одна дверь была подъездной, а дальняя, что ближе к кинотеатру, вела в комнату матери и ребёнка. В этой комнате родители оставляли служащим своих малышей, чтобы сами смогли посетить киносеанс.

А какой был в этом двухэтажном доме магазин КНИГИ! Там по знакомству можно было купить практически любое дефицитное издание. Позже книги вывезут и заполнят помещение буфетом со столиками и стульями, соками, водами, пирожными и конфетами. Сколько осчастливленного детства входило туда и сколько невинных слез было пролито у тех, кого с трудом и покрикиванием волокли мимо запахов сладкого счастья!

Напротив этих зданий стоял и заманивал к себе зевак и гуляющих очень маленький, уютный и прелестный СКВЕРИК со скамейками, цветниками, кустами сирени.

Ах, этот скверик с павильончиком «поговорить-выпить-перекусить» вечное место отдыха и встреч деловых и любовных, свиданий и вздохов...



2. Детство

Я вернулся в свой город в 1958 после сталинской восьмилетней ссылки. По выходным родители иногда брали меня в центр на прогулку и рассказывали о городе своего детства. Об интересных зданиях и особняках, не уцелевших во время войны.



3. Дом на ул. Свободы

Этот очень трогательный дом меня всегда покорял своей простотой и какой-то изнутри сквозящей духовностью. И каждый раз меня останавливала эта его небольшая выбеленная стена с входом, тянущимся к небу. На заборе дома всегда клеили объявления и театральные афиши. Однажды я увидел свежую афишу — «Солдатская вдова». И тогда я понял, за что мне так нравился этот дом. Это же вдовий дом! Что-то было в нём такое, бесконечно трогательное, невысказанное, именно горестно-вдовье. И не зря по ассоциации он мною воспринимался живым, с некой потаённой храмовой душой.



Ленинградская в снегу. 1973

Адресная точка картины — Ленинградская, угол Хотинской. В этом здании до развала центра города был отдел союзпечати. Его овальный угол невольно заставлял меня поворачивать на уютную Хотинскую улицу.



Достоевского, угол с Ленинградской. 1979

В 70-е годы над угловой дверью дома висела табличка магазина «БУКИНИСТ».

Там работал маленький человечек по имени Аркадий. Всегда чрезвычайно аккуратно одетый, с аккуратной причёской, вежливый и с очень внимательным взглядом, он всегда был рад встрече посетителя с книгой. Аркадий слыл большим ценителем живописи (альбомной, другую вряд ли ему удавалось посмотреть). Очень любил иллюстрации художника Марка Шагала, и когда о нем заходила речь, продавец закрывал глаза, вожделенно и негромко произносил: «О-о-о... Шагаль!..» Именно так — Шагаль!

Над дверью «Букиниста» свисал удлинённый стильный балкон. Там жила некая светская дама. Поговаривали, что она бывшая оперная певица. Иногда с этого балкона раздавались звуки фоно и одинокий голос женщины, поющей классические пассажи.

Ну чем не Париж?



Улица Достоевского. 1984

Какая улица живая! Наверно, здесь живут цветные сны! А я, ещё не понимая, заметил, что дома грустны, как будто бури ожидая...

Некогда здесь, где на картинке виден человечек, была остановка автобуса № 10, который разворачивался у новой гостиницы «ОКТЯБРЬ» и двигался до 6-го квартала.



На прогулке по Достоевской. 1984

Улица Достоевского в 20-30-е годы была деловым центром портных, модельеров, аптекарей, парикмахеров и продавцов. Местечковый «Сити-центр». Ещё в послевоенные дни практически в каждый дом жил со своим деловым направлением. Дома стояли впритирку, и ты только переходил от одной двери к другой, чтобы посетить магазин, пошивочное ателье либо зайти в Общество служебного собаководства.

Улицу Достоевского в конце 70-х снесли практически всю и навсегда разгладили её на плоскости земли. Осталась в живых одна старушка гостиница «ОКТЯБРЬ», которая до войны тоже выполняла функцию гостеприимства. В ней же с левого торца размещалась кафе-пивнушка, прозванная в народе «Вертолётом», из-за того что там подолгу засиживались пилоты, летавшие на 12-местных «кукурузниках» до столицы и обратно.



Красная аптека № 7. 1983

Стояла красная аптека вторым домом от угла улиц Достоевского и Ленина. А в соседнем от аптеки угловом доме был магазинчик «РАДИОТОВАРЫ». Почему красная? Да потому, что её ежегодно на майские праздники красили в краснокирпичный цвет. Непонятно, зачем, когда она была сложена из красного кирпича.



Ул. Достоевского. Старый Дворец культуры. 1984

Дворец культуры был наполовину деревянным и очень напоминал огромную избу-читальню сталинского времени. С правой стороны ДК виден послевоенный, казавшийся огромным, центральный гастроном, стоявший на углу улиц Достоевского и Ленина. И на его стене тогда висели вот такие большие круглые городские часы. За ДК виднеется крыша армянской церкви. На месте старых ДК и гастронома выстроили новый Дворец культуры.

Следует Продолжение...

9 мая 2010 г.

Семейные летописи «СП» о войне

Хотел было ко Дню Победы приурочить публикацию одного из своих материалов о войне. Но, к сожалению, не успел перелопатить свои архивы. Поэтому размещу сегодня статью, в которой есть толика и моих семейных воспоминаний. Вышла она в последнем номере «СП» и готовила её моя коллега Марина Морозова.



Великая Отечественная война затронула миллионы семей во всём бывшем Союзе. Но стечением времени и сменой поколений мы всё меньше знаем о воевавших прадедах идедах, их судьбы остаются бледными снимками в пожелтевших альбомах. Этот пробелмы, сотрудники «СП», решили в какой-то мере восполнить к 65-й годовщине Победы,попытавшись собрать воедино наши семейные воспоминания о том времени.


Слава Перунов, директор

Сведений о воевавших близких очень мало. Дедушка по отцу был по происхождениюобрусевшим немцем. Его звали Иван Бэм (по-немецки правильнее Баум, что значит «дерево»). Вначале войны всех людей с немецким происхождением депортировали в Сибирь. Бабушканаходилась в оккупации на Украине, там она родила моего отца. Поскольку она не знала, жив дедили нет, то дала отцу свою девичью фамилиюПерунов.

Воевал дед по маминой линииДавид Шейн. Его в начале войны призвали, но где и кем воевал,мы не знаем. Известно, что на фронте он был ранен и контужен. В 1944 году после освобожденияМолдавии он вернулся и стал председателем колхоза.

Его семья проживала во время войны в селе Карбуна Каушанского района. Когда в село вошлинемцы или румыны (сейчас трудно установить), местные жители спрятали моих прабабушку ибабушку. Они были людьми состоятельными, владели виноградниками, и их уважали в селе. Но всёже кто-то их сдал немцам, а дальшерасстрел. Никто не знает точно, где это случилось. Послевойны дед — пытался искать место гибели родных, хотел поставить памятник, но по каким-то причинам не сделал этого. А нам сложнее установить правду потому что уже вряд ли осталисьживые свидетели произошедшего. Но мечта об этом сохранилась.


Руслан Михалевский, заместитель главного редактора

Судьба нашей семьи отражает многие судьбы бессарабцев и буковинцев в годы войны и посленеё: сначала ей досталось от одной власти, потом от другой. Время было жестокое

К сожалению, воссоздать историю моей семьи теперь сложно, поскольку очень многие близкиеушли из жизни, некоторые до моего рождения, например, мой дед по отцовской линии, ВладимирНикифорович Цап. Он не был призван ни в Красную, ни в румынскую армию. Почемуне знаю.

Когда я был совсем маленьким, бабушка Александра Ивановна рассказывала о том, что во времявойны румынские жандармы в Буковине зимой батогами гнали её сестру Ольгу до тюрьмы. Онабежала босиком по снегу. Насколько я помню, так её наказали за то, что она кого-то укрывала.Кажется, девочку-еврейку. Но подтвердить и дополнить эти сведения никто уже не можетПослевойны семья отца пострадала от голода, а затем от сталинских репрессий. Их депортировали вСибирь. Судя по рассказам родных, им непостижимым образом удалось сбежать из поезда, которыйих вёз на восток. Это было в Донецкой области.

Мой дед со стороны мамы носил значок участника войны, но никогда ничего о ней не рассказывал.

Дедушка моей жены, Дмитрий Иванович Вакарчук, был мобилизован в ноябре' 1942 года врумынскую армию Демобилизовался в конце 1943 года. А весной 1944-го был призван в уже вКрасную армию. Весной 1945 года пропал без вести в Пруссии. До сих пор пытаемся выяснить егосудьбу.


Олег Хитальский, главный редактор

Непосредственно в боевых действиях участвовал мой дальний родственник — дядя Роман Пинькас. Он служил полковым поваром. При форсировании Одера, когда он переправлялся по понтонному мосту, снаряд попал прямо в кухню. Так он погиб.

Мой прадед, Михаил Васильевич Пинькас, воевал в Первую мировую войну. Во время же Второй мировой до 1944 года он находился под немецко-румынской оккупацией. Жил вместе с семьёй в Бричанах. В марте 1944-го на Запад каждый день двигались отступающие немцы. Они нашли спрятанную в скирде новую повозку, вывели из сарая двух лошадей. Когда прадед попытался вернуть лошадей, офицер приставил к его виску пистолет и едва не выстрелил. Прабабушка стала кричать, чтобы отдал всё, только бы детей не тронули (этого офицера прадед потом видел в колонне военнопленных, которых вели через Бричаны).

Утром 27 марта в городок пришли русские солдаты. Их небольшой отряд, взяв в проводники прадеда, двинулся в сторону леса. Командир обещал отпустить его к вечеру, но он вернулся только глубокой ночью, сказал, что наткнулись в лесу на группу немцев, пришлось принять бой.

Каждый день через Бричаны тянулись войска. Один пожилой красноармеец подарил нашей семье лошадь-доходягу. Её откормили, и она потом помогла в посевной.

Почти сразу же после освобождения Бричан моего прадеда призвали в стройбат, служил он под Читой. Поскольку прадед был заядлым курильщиком, он часть рациона менял на махорку. Как-то ему предложили золотой самородок, расплачивался за него также едой, питался картофельными очистками. Впоследствии выяснилось, что это не золото, а обычный металл, так что поправить с его помощью хозяйство не удалось.

Из-за ухудшающегося здоровья прадеда демобилизовали. До самой Читы зимой он добирался на крыше вагона. В Бричаны приехал полуживой, дома его удалось выходить.

В самом начале войны в Бричанах было создано еврейское гетто. Моя прабабушка, Анна Прокопьевна Пинькас, варила борщ, а бабушка, Валентина Михайловна Хитальская (урождённая Пинькас), носила его в гетто, подкармливала узников. Их потом расстреляли под селом Новоселица на Украине.

Как-то ночью к моим родным пришли Абрам и Бася Мейстер (или Майстер). У Баси бабушкина сестра обучалась шитью, а у Абрама, большого коммерсанта, прадед часто покупал в долг товар для хозяйства. Они скрывались на чердаке почти месяц. Однажды с обыском нагрянули жандармы. К счастью, они не нашли Абрама и Басю — наверное, те хорошо прятались в сене. Если бы их обнаружили, то всем пятерым членам семьи грозила бы смерть. Однажды к ним пришёл брат Абрама и предложил им уйти. Абрам переоделся в одежду прадеда и ушёл со своим братом. А бабушка с Басей Мейстер пошла вдоль речки, чтобы меньше привлекать к себе внимание. Там они наткнулись на румынского солдата, стиравшего свои вещи. «Жидан, стой!» — закричал он и наставил на них винтовку. Бася, упав перед ним на колени, целовала ему сапоги и умоляла отпустить девочку, т. е. мою бабушку. Она плакала и всё повторяла: «Я не еврейка, я украинка». Конечно, солдат не поверил, но его внимание привлекло золотое кольцо на её руке. Бася без разговора сняла его с пальца и добавила к нему цепочку. Солдат отступил в сторону, что-то пробормотал и отпустил их.

Мой дедушка, Георгий Васильевич Хитальский, не был мобилизован в румынскую армию, так как был слишком молод (он родился в 1926 году, но в метрике приписали один год). В 1944 году отступающие румынские солдаты забрали его с собой, чтобы он как возничий сопровождал какой-то обоз. Дедушка жил в селе Шириуцы под Липканами, это совсем рядом с границей. Но как только части перешли через Прут, дедушка сбежал и вернулся домой. В Красную армию его так и не мобилизовали.

Георгий Васильевич Хитальский


Михаил Васильевич Пинькас, начало 1960-х


Валентина Михайловна Хитальская, 12 июня 1948


Наталья Петрусевич, зав. отделом журналистики

Дедушка, Семён Дмитриевич Красножон, воевал на 2-м Украинском фронте, в 171-м ордена Б. Хмельницкого Кишинёвском артиллерийском полку старшим военфельдшером. Участвовал в освобождении Молдавии. Из всего полка, в котором он воевал, в живых осталось 57 человек. Победу встретил в Австрии. Сейчас проживает в Бельцах. Дедушка со стороны мамы, Николай Алексеевич Григорьев, воевал на 1-м Прибалтийском фронте радистом. Там он познакомился с бабушкой — Анной Михайловной. Бабушка и дедушка служили в отдельном радиодивизионе особого назначения. Бабушка закончила Ленинградское военное училище связи, класс радиоразведки. 1 мая 1943 года её отправили на фронт работником оперативного отдела радиоразведки, впоследствии она была назначена начальником радиоразведывательного пункта (командиром взвода связи).

Победу оба встретили в Кёнигсберге. Поженились они после войны, летом 1945-го. Дедушка умер в 1969 году, бабушка проживает в Бельцах.

Прадедушка, Михаил Владимирович Фёдоров, ушёл на фронт добровольцем в самом начале войны и служил на 1-м Украинском фронте начальником военно-полевой почты. Победу встретил в Австрии, в Вене. Умер в 1956 году.

Анна Михайловна Григорьева, 1942 год


Николай Алексеевич Григорьев


Михаил Владимирович Фёдоров


Семён Дмитриевич Красножон, 1944 год, г. Тимишоара


Марина Бзовая, заместитель главного редактора

Воевал дед, Василий Фёдорович Бзовый. Был призван сначала в румынскую армию в 1943 году, а после Ясско-Кишинёвской операции в 1944-м мобилизован в Красную армию. Служил стрелком. Участвовал в Восточно-Померанской наступательной операции с 10 февраля по 10 апреля 1945 года в составе 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Советского Союза К. Рокоссовского. Войска перешли в наступление, форсировали Одер. Здесь дед был ранен. Лежал в госпиталях городов Даньцига и Штеккера. Был награждён орденом Отечественной войны II степени, медалью «За боевые заслуги», медалью «За победу над Германией» и юбилейными медалями.


Ольга Шиятова, корректор

Воевал отец, Иван Кириллович Шиятов. Сразу после окончания артиллерийско-технического училища (ускоренный выпуск) в июне 1941 года был направлен на Юго-Западный фронт.

Воевал в качестве арттехника, а затем начальника артвооружения гвардейского артполка на Воронежском, Степном, Сталинградском, 2-м и 3-м Украинском фронтах. Принимал участие в форсировании Днепра, обороне Сталинграда, в Ясско-Кишинёвской операции. День Победы встретил в Болгарии. Награждён двумя орденами Красной звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За боевые заслуги» и многими другими. О войне много не рассказывал. Говорил, что если бы у него были сыновья, то рассказал бы. А дочерям рассказывать не хотел.

Иван Кириллович Шиятов


Алёна Яснюк, корректор

Воевал отец, Алексей Васильевич Курсаков. В 1939 году был призван на Финскую войну, вернулся к семье только в 1945 году, после победы в Великой Отечественной. Однажды ночью в Финляндии его ранило в бедро. Он упал без сознания, его занесло снегом. А нашли его полузамерзшим санитарные собаки. После госпиталя был направлен на Иранскую границу, а в 1941 году защищал Москву. Отец рассказывал, что воевал с Егоровым и Кантарией, которые водружали советское знамя над Рейхстагом.

Сохранился военный дневник Алексея Курсакова, который он вёл с 14 сентября 1944 года по 15 февраля 1945. Вот некоторые отрывки из него:

«Январь 1945

Из Варшавы мы 16-го переехали в Прагу. Немец из Варшавы ушёл. 17-го я был в Варшаве, весь город разбит, подобен Воронежу. Через Вислу все мосты взорваны. Войско Польское (1-я армия) держало оборону, а теперь гонят убегающего немца на запад. Наши к 20 числу были уже очень далеко. Москва салютовала по пять раз в день войскам. Наши маршалы Жуков, Рокоссовский, Баграмян и др. жмут немца везде — и в Польше, и в Венгрии. Мы едем всё вперёд, на запад, находясь в третьем эшелоне. Переписка со всеми почти прервалась... За январь прошли почти 400 км. Освобождена вся Польша. Наши войска в Германии, близок Берлин. Немец в панике бежит, бросая всё, а гражданское население не успевает убегать, и ему горько достается от поляков, которые тянули более четырёх лет ярмо немецкой кабалы. Остающихся немцев вылавливают, группировки окружают и уничтожают. Всюду котлы. Немец, наверное, проклинает 1941 год. В боях в январе не участвовали».

Алексей Васильевич Курсаков


Марина Морозова, корреспондент

На фронт был призван брат бабушки, Дмитрий Андреевич Ищук. Он погиб в первом же бою от многочисленных ранений. Ему было всего 19 лет.

После прадед, Андрей Лаврентьевич, ушёл на войну добровольцем. Ещё до войны прадед был подпольщиком. Неоднократно ездил за Днестр на подводе за документами, многие бумаги прятал дома. Несмотря на то что сельчане не хотели его отпускать на войну (прадед был примаром села), он сказал: «Лучше я погибну в бою, чем мои дети будут смотреть, как меня убивают дома». Часть документов он сжёг, еще часть сложил в ящики и где-то закопал. После войны несколько раз их пытались найти, но эти попытки не увенчались успехом, поскольку только прадед знал, где спрятаны документы.

На войне Андрей Лаврентьевич был пулемётчиком и дошёл до Берлина. Погиб в начале мая 1945 года. По официальной версии, был убит в одной из атак. Но вернувшиеся очевидцы говорили, что его убил выстрелом в спину односельчанин из-за вороха трофейных тряпок.

Семья осталась в оккупации. По словам бабушки Ольги Андреевны, сначала румыны забрали скот и продукты, затем после освобождения в село пришли русские, которые забрали остатки зерна. Питаться приходилось варёной овечьей шкурой и лебедой. Чтобы не погибнуть от голода, семья переехала в Западную Украину, где дети (их осталось четыре девочки) пасли скот за еду у нескольких хозяев. Семья собралась уже после войны.

Отец дедушки, Пётр Копачинский, вернулся с войны. Он был стрелком. Но спустя два года после возвращения умер. Дед говорил, что ему пришлось несколько суток простоять по самую шею в болоте. Там он получил болезнь лёгких.

Дедушка, Василий Петрович Копачинский, был маленьким во время войны (ему было лет

8—9). Но он рассказывал, что, когда румынско-немецкие войска вошли в село, дети бежали за машиной с командованием. Это был первый автомобиль, который он видел в своей жизни.

Андрей Лаврентьевич Ищук


Дмитрий Андреевич Ищук


Юля Бидяк, рекламный агент

Прадед, Михаил Георгиевич Процюк, ушёл на фронт добровольцем в 1944 году. Попал в Австрию. Здесь во время бомбёжки его ранило снарядом в ногу. Спас от смерти русский лейтенант, который его подобрал и доставил в госпиталь. Лекарств для наркоза не было, и прадедушке ногу отрезали пилой на живую. Он вернулся с войны без ноги и прожил до 1980 года.


Света Заплитная, рекламный агент

Воевал дедушка мужа, но никто из близких вспомнить не может, где и как. Бабушка мужа, Фаина Зарецкая, попала в концлагерь.


Андрей Попа, зав. отделом компьютерной вёрстки

Воевал прадед, Павел Захарчук. Войну закончил где-то в Европе, но до Берлина не дошёл. Умер в 1989 году.